Карта Ульяновской области с раонамиВ конце прошлого года на одном из последних заседаний в областном правительстве эксперт из структур Высшей школы экономики, которая выиграла тендер на разработку стратегии развития области до 2030 года, заявил о том, что в ближайшее время стоит ожидать, что южные районы области самоликвидируются. В них попросту некому будет жить. Речь шла о Старокулаткинском, Николаевском, Павловском и Радищевском районах. Откуда возникли такие прогнозы?

Все эти «вымороченные» районы объединяет несколько очевидных (из статистики) тенденций — большой отток населения, низкий уровень динамики роста заработной платы, высокие показатели безработицы, малое число более-менее крупных предприятий. Например, в Старокулаткинском районе таковых нашлось всего три — пилорама, хлебопекарня и производство кормовой сои. Не намного лучше дела и в Николаевском и Павловском районах.

Как же пытаются жить жители этих районов?

Практически в любом крупном селе, и уж тем более в любом райцентре, можно наблюдать множество новых добротных домов. По количеству магазинов строительных материалов, пластиковых окон в домах, сайдинга на фасадах и новых фундаментов не сильно отстают и Радищево, Павловка или Николаевка. Много отремонтированных ухоженных домов и в крупных селах, где сохранилась базовая социальная инфраструктура — школа, фельдшерский пункт и детский сад. Откуда деньги?

Основных источников ресурсов несколько:

1. Отход. В большинстве «живых» населенных пунктов подавляющая часть активного мужского населения ездит «вахтовать». География поездок самая разнообразная. На юге области развит строительный промысел в Самарской и Саратовской областях, в центральных районах многие «живут Москвой», кто-то ездит «на севера». Средний заработок нормального вахтовика позволяет поддерживать вполне достойный уровень жизни семьи — у большинства ухоженные дома, более-менее новые автомобили, «пристроенные» дети. Наиболее успешные вахтовики сами создают строительные бригады из односельчан. Несколько таких бригад достигли вполне промышленных объемов.

2. Грузоперевозки. В райцентре или крупном селе вполне можно прокормиться с помощью «Газели», кое-где остались и владельцы фур. В последние годы в связи с точечным ростом объемов с/х приобрели популярность и Камазы-зерновозы. Не даст пропасть и трактор. В типичном случае летом трактор используется для с/х работ, зимой — для вывоза леса. В сезон в селе из 500-1000 человек жителей трактор может «приносить» до 50 тысяч рублей в месяц.

В сезон в селе из 500-1000 человек жителей трактор может «приносить» до 50 тысяч рублей в месяц.

3. Бюджет. В селах и в райцентрах, где администрация сохраняет социальный контроль на территорией, от четверти до половины населения занято в бюджетной сфере. Источник ресурсов в данном случае — зарплата. Благодаря майским указам Путина, этот источник ресурсов из традиционно вторичного для многих семей превратился в один из основных — средняя зарплата в околобюджетной сфере выросла за последние четыре года в два раза. Тем не менее, дома семей со смешенным типом дохода членов («бюджет»+ «вахта», «Газель»+ пенсия, «такси» + теплица и т.д.) отделаны чаще всего богаче.

4. Социальные выплаты. При большом количестве пенсионеров на уровне домохозяйств огромную роль играют пенсии и социальные выплаты. При этом не только напрямую, но и косвенно — многие умирающие деревни превратились в распределенные дома престарелых, где дома покупаются «дачниками» – доживающими свой век пенсионерами, в том числе и из соседних регионов. Их пенсии играют немаловажную роль для создания местных неформальных рынков услуг (вскопать огород, отремонтировать дом, отвезти в райцентр или к месту прописки). При этом спрос на эти услуги удовлетворяется в основном местными «шабашниками», которые воспринимаются успешными семьями как работники второго сорта. В самых захудалых поселениях до сих пор даже жива мера оплаты труда «одна бутылка».

В самых захудалых поселениях до сих пор даже жива мера оплаты труда «одна бутылка».

5. Лес. Несмотря на уменьшение количества пилорам, которое наблюдается в последние годы, лес продолжает оставаться одним из основных видов сельского дохода. При этом производство пиломатериалов перестает быть основным видом переработки древесины. Широчайшее распространение получило производство срубов с последующим строительством домов и бань под заказ, кое-где развивается резка по дереву и производство мебели. В селе Еделево Кузоватовского района мы наблюдали целое поле заставленное срубами для последующего монтажа. Все они делаются под заказ зимой (из зимнего леса), отвозятся и монтируются весной и летом. В одном из сел есть надомное производство черенков для лопат.

6. Дары природы. В связи с ростом спроса на грибы и ягоды, вновь широко развился грибной и ягодный промысел, рассчитанный на сдачу собранного скупщикам. Меры везде разные. В Кузоватовском районе, где работают скупщики из Самары, в 2014 году мерили трехлитровыми банками — одна банка маслят оценивалась в 80 рублей, белянок — в 500-600. Ягоды (земляника, дикая клубника, экзотическая голубика в Барышском и Сурском районах) мерились ведрами. Основной сбыт — опять же, через скупщиков. В сезон один сборщик только с грибов в благоприятных условиях может заработать до 100 тысяч рублей. Благоприятным для промысла оказалось зарастание бывших полей молодым лесом, что позволяет собирать грибы и ягоды около деревни.

Коров держат больше по инерции, большой выгоды получить не удается из-за дороговизны кормов.

7. Сельское хозяйство. Развитые личные подсобные хозяйства теряют свое распространение. Держать корову могут себе позволить лишь люди, обладающие достаточным количеством времени — чаще всего пенсионеры. При этом экономическая сторона вопроса выглядит сомнительно — коров держат больше по инерции, большой выгоды получить не удается из-за дороговизны кормов. Любители живности активно заменяют коров свиньями и козами, но крайне редко ЛПХ является основным источником дохода, равно как и огород. Исключение — картофель, который хорошо берут скупщики. Но и огороды наиболее развиты чаще всего в вымороченных селах, где нет других источников ресурсов. В больших селах и райцентрах выгодней оказываются другие виды занятости.

8. Работа по найму. У частников работает около 10-20% сельского населения, фермеры чаще всего нанимают сезонных рабочих, причем в «успешных» деревнях приходится работников завозить из соседних населенных пунктов. Зарплаты платятся в основном неофициально, официально начисляется (минималка) лишь в тех сферах, где неминуемы проверки (сфера услуг и торговля). Исключений (в виде крупных производств и агрохолднигов) немного. При этом квалифицированный рабочий в сфере сельского хозяйства может рассчитывать на зарплату в 50-70 тысяч рублей (механизаторы, комбайнеры в сезон). Но даже несмотря на это, желающих находится немного.

9. Трасса. Любая транспортная магистраль оказывается важный источником ресурсов, которые могут осваиваться самым разным способом. Наиболее простые примеры — придорожные сервисы, АЗС и торговля, но есть и более экзотические примеры – так, в Новоспасском и Николаевском районах немаловажную роль в экономике играет нефтепровод «Дружба». Неоднократно правоохранительными органами в нем обнаруживались незаконные врезки, которые давали сырье для подпольных (и, судя по рассказам местных, одного легального) нефтеперерабатывающих заводов («самоваров»). Судя по обилию небрендовых заправок на трассе М5, проходящей параллельно нефтепроводу, а также по обилию бензовозов на въезде в Сызрань, ресурс активно осваивается до сих пор.

 

10. Ландшафты. Даже на основе одних только данных статистики можно сделать вывод, что природные ландшафты играют весьма серьезную роль в экономике. В первую очередь речь идет о Волге, которая выступает мощным источником ресурсов как напрямую (рыба), так и косвенно (привлечение «москвичей» и дачников). Кроме того, весьма значительная часть охотугодий в области арендуется жителями соседних регионов. Можно даже сказать, что большинство ценных угодий на юге и юго-востоке области арендовано иногородними. Чаще всего «москвичи» (обычно жители Самары) наводят в них элементарный порядок, что ставит крест на таком ресурсе как браконьерство. При этом ценность ландшафтов явно недооценивается — они активно и бездарно повсеместно разрушаются. Нет и понимания того, что ресурс «москвичи» или ресурс «коттеджный поселок» появляется из-за обладания ресурсом «ландшафт», который нужно сохранять.

Все, что можно было легко разворовать, разворовали: выкопали весь металл, порезали сельхозтехнику, разобрали коровники и фермы.

Стоит отметить, что такой источник ресурсов как воровство практически не отмечается. Причина банальна — все, что можно было легко разворовать, разворовали: выкопали весь металл, порезали сельхозтехнику, разобрали коровники и фермы. У оставшегося имущества после череды банкротств нашелся хозяин и экстенсивное пользование имуществом приобрело цивилизованные формы — здания ныне продаются под разбор.

Окончательно умерла и система социального контроля над территорией через сеть колхозов и совхозов, которая выступала источником ресурсов для личных подсобных хозяйств. Практически все подобные сельхозпредприятия, сохранившие в статусе коллективного хозяйства «советскую» структуру распределения ресурсов, обанкротились, некоторое время просуществовав по схемам «закрытие глаз на воровство взамен сдачи паев» или «выдача кормов взамен земельных паев».

В результате этого процесса практически повсеместно личные подсобные хозяйства оказались без дешевых (или бесплатных) кормов, что постепенно приводит к тому, что жители села отказываются от серьезной скотины, кормить которую оказывается невыгодно.

Именно с этим многие опрошенные жители села связывают окончание эпохи ЛПХ. Если 10-12 лет назад за счет собственного хозяйства выживали очень многие селяне, но сейчас хозяйство стало в основном вспомогательным источником ресурсов. 

Эпоха ЛПХ кончилась, равно как и эпоха разбора коровников и поиска металла.

Сегодня типичный доход домохозяйства получается из нескольких источников. Если говорить о типичной работящей средней сельской семье, то чаще всего один из её членов является бюджетником, а второй либо «живет Москвой» (вахтует) либо занимается местным ремесленничеством и оказанием услуг. Несмотря на то, что располагаемые ресурсы в каждом поселении разные, в общем и целом жители приспособились, получая доходы из набора доступных ресурсов.

Понятно, что чем значимей в административной иерархии поселение, тем (в типичном случае) больше выбор возможностей для заработка. Поэтому в райцентрах палитра осваивания ресурсов гораздо богаче, чем в небольших поселениях. Вымороченными же оказываются те поселения, где наблюдается сочетание отсутствия местных ресурсов (что не мешает жить отходом или с/х) и потери социального контроля над территорией (отсутствие базовых социальных благ — транспорта, школы, доступной медицины).

Статистика не описывает реальность

Очевидно, что осваивание подавляющего большинства описанных «сельских» ресурсов происходит таким образом, что никак не учитывается официальной статистикой (за исключением бюджетных платежей и деятельности предприятий, сдающих статотчетность). В результате возникает ситуация, когда «цифровая» картина жизни района рисуется исключительно на основе имеющихся данных, которые фактически отражают не реальность, а степень обеспеченности района бюджетными ресурсами.

Молодежь перебирается в города — Тольятти, Сызрань, Самару, Ульяновск.

Не исключение и демография. Особое внимание традиционно уделяется коэффициентам рождаемости, смертности и уровню миграции. Миграционный прирост отмечается только в двух районах — Ульяновском и Чердаклинском, из остальных районов люди уезжают, причем с разной степенью интенсивности — где-то 50, а где-то и 300 человек в год. Но общие закономерности выделить достаточно сложно — год на год не приходится. При этом основные направления миграции различны. В «вымороченных», по мнению составителей стратегии, южных районах преобладает межрегиональная миграция, в центральных районах — внутрирегиональная. Понятно, что людей забирают центры ресурсов. На юге — это Самарская область, в центральных районах — Ульяновск. Статистика эти процессы не детализирует, но для местных жителей они очевидны — молодежь перебирается в города — Тольятти, Сызрань, Самару, Ульяновск.

На местном уровне процесс выглядит вовсе не так безысходно как «народ уезжает». Для того, чтобы сменить прописку и попасть в статистику, необходимо, чтобы было где прописаться. И вот тут проявляется интересная тенденция — рост миграции в последние годы многие опрошенные связывают с… покупкой жилья в городе. При этом часто без продажи жилья в районе. Типичный сценарий миграции выглядит так: парень или девушка уезжают жить в город, закрепляются там, выходят замуж или женятся и/или находят работу и с помощью родителей (оставшихся в селе!) покупают жилье. Сценарий помощи при этом слабо соответствует сценарию тотальной бедности выживающих сел. Более того, далеко не всегда рост миграции можно и нужно объяснять вымороченностью участков территории. Во многих случаях важнейшую роль играет географическая близость более развитых центров ресурсов. Например, по словам местного риэлтора, многие жители благополучного Новоспасского покупают недвижимость в Сызрани вовсе не для того, чтобы «спасти детей от безысходности», а для того, чтобы сдавать в аренду (фактически, используя как банковский вклад). Часто в городском жилье прописывается один из членов семьи, но далеко не всегда он там живет.

Исконный местный житель, зарегистрировавший бизнес в соседнем регионе, предстает в отчетах местной администрации иногородним стратегическим инвестором

Развитию такого рода институтов способствует и географическая отдаленность Ульяновска и/или районного центра. Хозяйственная и административная жизнь по факту в тех же южных районах тяготеет вовсе не к областному центру, а к ближайшим городам регионов-соседей. Прописка там позволяет значительно упростить существование — например, пользоваться гораздо более развитой системой медицинской помощи или получать кредиты для бизнеса на лучших условиях. Из рассказа владельца торговой точки в Николаевке следует, что иногда дело заканчивается даже предпринимательской мимикрией — исконный местный житель, зарегистрировавший бизнес в соседнем регионе, предстает в отчетах местной администрации иногородним стратегическим инвестором, хотя на деле не покидал родного поселка.

Естественно, что некоторые домохозяйства переезжают «с концами», продавая жилье в районе. При этом на него практически всегда находятся покупатели, даже в действительно умирающих селах. Причина — в материнском капитале, введение которого резко подняло цены практически на любое жилье до размера, сопоставимого с этим самым капиталом. Махинации с куплей-продажей такого жилья осуществляются риэлторами с целью обналичивания материнского капитала либо для покупки жилья по капиталу для цыганских семей. Фактически, от недвижимости для таких сделок требуется лишь одно – «прямые» документы. По этой причине близкие к центрам ресурсов районы области некоторое время назад облюбовали риэлторы, в результате чего некоторые практически умершие села по документам некоторое (до следующей продажи) время населяли многодетные семьи и одинокие мамы с двумя детьми. На деле, конечно же, дома стояли заколоченными.

Другое дело те села, в которых сохранился социальный контроль над территорией, то есть есть действующая социальная инфраструктура в виде фельдшерского пункта, школы и транспортного сообщения. Приличные жилые дома с хозяйственными постройками в таких селах пользуются устойчивым спросом, причем почти по всей территории области. Брошенными в таких поселениях оказываются только те дома, восстанавливать или перестраивать которые экономически невыгодно.

Немаловажную роль такого рода поселенцы играют и для умирающих сел, некоторые из которых давным-давно превратились в распределенные дома престарелых.

Особенно очевидна эта тенденция опять же на «вымирающем» юге области, где фактически вообще нет пустующих обихоженных домовладений, а в вымороченных селах жизнь теплится часто исключительно за счет «гостей региона», владеющих недвижимостью.

Именно по этой причине к индикаторам из данных статистики стоит относиться с осторожностью. Потери за счет миграции чаще всего восполняются, но такими способами, которые не отражаются статистикой.

Но далеко не по всей территории. То, что поселения вымирают, — это правда. Но вымирают выборочно. В первую очередь вымороченными становятся деревни в исконном их понимании поселений, расположенных возле «выдранных» из леса полей-распашек, то есть сельскохозяйственных населенных мест, – там, где утрачивается административный социальный контроль над территорией, а местных ресурсов недостаточно для самообеспечения.

Индекс социального контроля

Советская система расселения, которая во многом наследовала дореволюционную, базировалась на функциональных аналогах поместий — совхозах и колхозах, которые обеспечивали в первую очередь вовсе не с/х освоенность, а социальный контроль над территорией. Поселение в этой системе — это не то место, где люди селятся, а то место, где людей поселили. Следовательно, возникала неизбежная вертикальная унификация: уровень области, уровень района, уровень поселения. Цель этой унификации — обеспечение приблизительно одинакового уровня обеспеченности ресурсами. Району полагалась больница, техникум, большой дом культуры, рабочему поселку — школа, детский сад и клуб, селу — центральная усадьба со здравпунктом и школа 8-и летка. И так далее. При этом регламентировалась и география — все блага должны были быть доступны. В этой системе совершенно не учитывались объективные отличия в ресурсной обеспеченности, вызванные географией. Через систему дотаций и субсидий всем поселениям на всей территории гарантировался одинаковый минимум. И он с той или иной степенью успешности обеспечивался.

Поселение в этой системе — это не то место, где люди селятся, а то место, где людей поселили.

Эта система полностью развалилась после утраты своего каркаса в виде колхозов и совхозов, но сохранилась административно. Так, с советского времени не поменялись границы районов, практически не изменилась и структура подчинения и организации поселений несмотря на то, что объективная обеспеченность ресурсами стала играть все большую и большую роль.

Попытки пустить ситуацию на самотек с надеждой на местное самоуправление не оправдались все по той же причине — с высших уровней административной иерархии структура расселения виделась однообразной, а местная обеспеченность ресурсами не учитывалась. В результате от этого пришлось отказаться — сегодня все муниципальные районы являются дотационными, а их финансирование большей частью осуществляется за счет трансферов из областного бюджета. Фактически, таким образом администрации стали исполнять всю ту же функцию — наместников для обеспечения социального контроля, но с небольшой долей самостоятельности — возможностью формировать часть бюджета самостоятельно.

Несмотря на явно неадекватную реальной обеспеченности ресурсами административную иерархию и административное деление, районы (за счет жителей) постоянно приспосабливаются к реальности несмотря на постоянные попытки модернизации и реформирования.

«Просто оставьте нас в покое, люди только приспособились» /Иван, Павловский район/

Для оценки этого процесса мы опирались на те данные статистики, которые обладают гарантированно высокой валидностью — площадь территории районов, доходы и расходы муниципальных бюджетов за последние пять лет, уровень дефицита бюджета района, процент собственных доходов в бюджете и количество прописанных на территории района. Этих данных достаточно для того, чтобы оценить насколько эффективно районы осваивают территорию (собирают доходы) и насколько качественно исполняют функцию социального контроля над ней. Остальные статистические данные, как показала практика, никакую сторону реальности с достаточной степенью достоверности вообще не описывают.

В качестве основы был взят процент собственных доходов бюджетов районов от общего их объема, что с учетом размера дефицита или профицита бюджета позволил.

Источник: http://ulgrad.ru/?p=128754 версия для печати